Фотоглаз разбушевался

Выставка в Центре фотографии имени братьев Люмьер, называется «PROзавод» и охватывает советский период ХХ века от промышленного расцвета и вплоть до недавней, уже российской разрухи. Классики советской индустриальной фотографии – Борис Игнатович, Макс Альперт, Яков Халип, Марк Марков-Гринберг, просто классики - Владимир Лагранж, Юрий Пальмин, Аркадий Шайхет, Лев Шерстенников, Александр Абаза показывают Днепрогэс и Харьковский тракторный в 30-е, Белорецкий металлургический в 60-е, Азовсталь в 70-е и прочих застывших во времени левиафанов советской индустрии с их колоссальными щупальцами-протуберанцами, протянувшимися на необозримых пространствах, с их незамирающими сердцами, титанически перекачивающими нефть, жидкую сталь, кровь советской импери

Рождество с арабскими солдатами, эфиопскими танцорами и мокрой лисой

На Рождество в Иерусалиме льет дождь. Грохочет гром, потом сыплется град, за ним - снег хлопьями и тут же тает, снова дождь и сильный ветер. Город усеян покалеченными зонтами. Бывшие их владельцы спасаются в кафе и небольших магазинах. Автобус в Вифлеем, за бетонную разделительную стену, на территорию Палестинской автономии отправляется от Дамасских ворот, у выхода из мусульманского квартала Иерусалима. В нем русские паломники, местные и издалека. Последним торопится на подножку дядя в мокрой лисьей шапке. Под тяжелой распахнутой курткой фуфайка с портретом российского президента и надписью “Своих не бросаем“. Мокрая лиса отряхивается, брызги прилетают к нам, президент подмигивает с принта. В Вифлееме - дом хлеба, если с иврита, - темень, ветер. Мусор из помоек летит по улиц

О том, что гражданского человека сложнее всего научить падать как подкошенный

Небольшая глубина резкости на снимке позволяет увидеть только передний план, одну деталь. Минимальная погрешность, и все поплывет не туда. Объектив, как близорукий человек, рассеяно шарит у себя под носом. Травинки, пылинки, цветочки, неразорвавшаяся граната в траве. Брошенные в спешке вещи, простреленные книги в разбитой библиотеке, ошалелые контуженые и глухие бывшие домашние животные. Репортажу с войны полагается быть резким, актуальным, вызывающим. Автор этих снимков предпочел нерезкие натюрморты. Мы не можем никак, к сожалению, назвать его имени. Но он доктор. Не репортер, который отснял свои гигабайты и, к своему огромному облегчению, уехал. Он служит в передвижном госпитале, - его место работы возникает тогда, когда появляются более-менее крепкие стены, трофейный запас лекарств. И &

Об одной старинной коллекции, людях Подолии и Бессарабии, а также польских куплетах

В каталоге московского аукционного дома Антиквариум описание лота № 180 содержит приписку: редкость. Единственный экземпляр. Тяжелый футляр из кожи в виде книжного блока, на крышке - металлическая пластина с изображением города Каменца-Подольского, дореволюционные библиотечные штампы и номера. Внутри 68 картонов, где уместились 96 снимков. На обороте крышки надпись: Императорскому географическому обществу от фото-типографа Михаила Грейма. 1883 год. Альбом назван Типы Подолии и Бессарабии. Персонажи этих снимков разделены по группам. Типы крестьян Подольской губернии. Типы интеллигенции и шляхты польской. Типы евреев. Типы бессарабских молдаван. Пришельцы на Подолии. Типы настолько разнообразны, что немного не по себе - как в одной коробке оказались в такой степени непохожие друг на друга л

О фотографе Стомахине и о том, что вместо третьего глаза

Эту фотографию Игоря Стомахина я впервые увидела в журнале "Иностранец". Бабуля с фотоаппаратом "Смена", подпись под снимком гласила: "На добрую память". Сам автор назвал его просто: "Москва. Женщина с фотоаппаратом. 1981". Игорь Стомахин. Москва. Женщина с фотоаппаратом. 1981 В плацкартном вагоне, где от соседей не спрячешься - за все ответишь, и который вот-вот отменят, признаюсь, что родилась в Москве, и слышу в который раз обвинительное заключение да всплеск воспоминаний. Душераздирающие - о поездках в Москву за колбасой. Страшную сказку из Коломны - о вагоне с местной мясной продукцией, приваренном к рельсам, чтобы не добрался до столицы. На фотографии Игоря эта самая тетенька была не "за колбасой", а в Александровско

О выставке викторианской фотохудожницы Джулии Маргарет Кэмерон в МАММ

В Московском доме фотографии открылась выставка Джулия Маргарет Кэмерон (1815 - 1879). Снимки привезли из собрания лондонского Музея Виктории и Альберта. Кэмерон сотрудничала с ним еще в то время, когда он назывался музеем Южного Кенсингтона. До сих пор ее работы в таком количестве можно было видеть только в репродукциях. Двести лет со дня рождения – а родилась Кэмерон в Калькутте и росла среди чайных плантаций - обязывают к более короткому знакомству с матерью шестерых детей, освоившей фотографию в 49 лет. Это был рождественский подарок. Генри Гершель Гай Кэмерон. Портрет Джулии Маргарет Кэмерон, сделанный ее сыном, 1870. ©Victoria and Albert Museum, Лондон Мокрый коллодионный (именно так пишут в научных статьях) процесс – таким способом получа

Несколько движений Уильяма Кристи на прогоне перед московской премьерой балетов Рамо

Обычно, фотографии после съемки приходится отбирать. А здесь снимки в том порядке, как и были десять дней назад сняты, словно фазы вальса-гавота. Когда Уильям Кристи появился на сцене, только и оставалось сделать так, чтобы фотоаппарат работал беззвучно. Не мешать. Снимать хотелось любой момент, неудачных кадров просто не было. А потом и фотографировать стало ни к чему. Я сидела, счастливая, в полутьме партера Новой сцены Большого, разглядывала, вслушивалась в мир дирижера Кристи, где все звуки, движения и голоса подчинялись его быстрым и хирургически точным жестам. Любовалась. Несколько часов до московской премьеры, черный бархатный фон подыгрывает, пока ни костюмов, ни грима, ни декораций. Ничего лишнего: ни движений, ни снимков.      

Снимки упраздненного космоса из архива Владимира Соколаева

Фотография всегда содержит адрес, который остается, - говорит Владимир Соколаев. И получатель всегда объявится. Коллега просила поспрашивать в одной московской газете фотографии для альбома «Неизвестные 70-е» - такое, примерно, название, не помню уже сейчас. Ничего «неизвестного» так и не нашлось. Уважаемые фотожурналисты пожимали плечами, мол, перед нами стояли другие задачи. На их фотографиях наши старшие современники (хотела написать «сограждане», но мы и они с тех пор сменили гражданство с советского на российское) встречали и провожали пароходы, возводили города. Маленькими безымянными скобочками проявлялись в котлованах новостроек. Махали полевыми цветами улетающим в даль самолетам. Стояли, обнявшись, в сумерках перед светящимся здание

Лирические заметки с выставки Анатолия Кокорина - художника, не мучившего бумагу

В музейных залах Института русского реалистического искусства работает выставка «Benvenuti – Welcome – Добро пожаловать. Дневник путешествий Анатолия Кокорина», насколько чудесная, настолько и содержательная, в какой-то момент отправляющая в собственное путешествие, уже по личной памяти. Более 180 графических  листов - акварель, угольный карандаш, никогда не изданные альбомы-дневники и неведомый прежде цикл иллюстраций к "Риму" Гоголя, счастливые прижизненные издания и видавший виды желтый чемодан. Последняя персональная выставка Анатолия Владимировича Кокорина в Москве была в прошлом веке.    Почти все нарисованные им детские книжки я помню. Дети не знают имен художников, любимые книжки – только твои.

Вы, конечно, помните свою первую учительницу

Моей, крупной тете с громовым голосом родители всегда дарили хрусталь, вазы, салатницы и всякие тяжелые предметы. У родителей она считалась «самым сильным педагогом» в школе. Родителям не страшно, они взрослые, могут ответить, если что. Страшно было нам. Мне казалось, что наши парты тряслись от ее крика. А на пальце был здоровый перстень с большим камнем. Чтобы дать тычка, она переворачивала кольцо камнем внутрь – так целее. Мальчики тогда носили серые мышиные костюмчики. На некоторых пиджачках я помню приколотые бумажки: «КОРОВА». Неправильно написал – носи бумажку неделю. Такая вот методика. Довольно долго я не пользовалась словарем, мне просто нужно было представить, как моя учительница орет то или иное слово. На стенах нашего класса висели портреты к