Три Рима-2

Вечный город глазами Николая Гоголя, Павла Муратова и Виктора Сонькина. Сегодня Муратов

В уходящем году московский филолог Виктор Сонькин стал первым лауреатом премии «Просветитель» в номинации «Гуманитарные науки» за книгу «Здесь был Рим». Для кого-то она, может, послужит первым заочным знакомством с великим городом, а для Игоря Зотова стала поводом вспомнить другие свои яркие римские литературные впечатления. Написанные в разные столетия, они, конечно же, разнятся по стилю и содержанию: «Рим» Гоголя, «Образы Италии» Муратова и эта книга Сонькина. Заметка о Гоголе  была вчера, сегодня — о Муратове.

Одна особенность замечена всеми, кто писал о Риме. Надо время, чтобы испытать чувство Рима. Оно почти никогда не приходит в начале римской жизни, но зато нет никого, кто не испытал бы его после более или менее продолжительного пребывания, ― пишет Павел Муратов в самом начале главы о Риме в своих «Образах Италии».

Три тома очерков и путевых заметок о городах Италии сочинены больше ста лет назад, но по сей день остаются самыми яркими и полными из всей литературы об Италии на русском языке. Артиллерийский офицер, герой Первой мировой войны, Муратов в 1921 году был арестован большевиками и выслан из Советской России в 1922-м. Жил сначала в Берлине, потом в любимом Риме, потом в эмигрантском вавилоне Париже, а незадолго до смерти уехал в Ирландию, где и умер в 1950 году. В молодости увлёкся искусством, что довольно странно для артиллериста. Переход из дилетантов в профессионалы произошёл быстро: Муратов принял участие в создании многотомной «Истории русского искусства», изданной под редакцией знаменитого художника и искусствоведа Игоря Грабаря.

«Образы Италии» имели оглушительный успех сразу после выхода. Нашлись, правда, и критики, которые сетовали на слишком большое внимание автора именно к эпохе Возрождения в ущерб Античности или, скажем, искусству итальянского барокко. Скорее всего, так оно и есть, но по отношению к Риму этот уклон оправдан.

Да, в отличие от других городов Италии, в Риме первое, что бросается в глаза, ― это именно барокко. А ведь шедевров эпохи Ренессанса в Риме не меньше, чем барочных, просто они не так заметны за позднейшими наслоениями.

Фасады римских храмов часто перестраивались и окончательный вид приняли в XVII веке. Множество завитушек, украшений, излишеств создаёт поначалу впечатление хаоса. Даже великий Собор Святого Петра ― и тот был достроен в эпоху барокко, тогда же появилась и его знаменитая площадь. В результате барочный фасад «закрыл» собой знаменитый микеланджеловский купол, которым теперь можно полюбоваться лишь с большого расстояния.

Итак, если барокко и античность (Колизей или, скажем, Форум) ― это Рим снаружи, то эпоха Возрождения ― это Рим внутри. Зайдёшь буквально в любой храм, и вот тебе Микеланджело, а вот Джотто, а вот и Рафаэль с Боттичелли. Я уже не говорю о Ватиканских музеях, о Сикстинской капелле.

Именно Муратов и научил меня видеть то, что внутри.

Муратов, кстати, честно предупреждает в своей римской главе:

Разочарование, которое приносят первые впечатления Рима, также отмечено многими. Рим часто кажется на первых порах негостеприимным.

Возможно, что и меня бы разочаровало первое римское впечатление, но судьба распорядилась иначе: первое, что я увидел, выйдя на привокзальную площадь (это было солнечным февральским полднем), ― 10 евро под ногами!.. Неплохое начало, решил я, и отправился разыскивать свою дешёвую привокзальную гостиницу.

Мне повезло тогда и в гораздо большем: ни одного пасмурного дня за всю неделю, а только солнце, солнце и солнце. И ещё ― яркие шары на апельсиновых деревьях в парке Виллы Боргезе.

Да и к барокко я тоже был отчасти готов: ведь что такое «Рим» Гоголя как не барочная избыточность языка? А потому я с лёгким сердцем принялся обходить Рим по-муратовски.

Живопись этой замечательной картины вполне достойна колористической славы Мелоццо. Изумительно прекрасно в ней вечернее густо-зелёное небо, светлеющее к горизонту и оканчивающееся розовой полосой... Речная долина уходит вдаль, чёрные, на фоне зари, силуэты деревьев поднимаются по её сторонам, и на горизонте сияет, как берилл, отдельно стоящая гора, ― читаю вечером в гостиничном номере описание фрески «Благовещение» Мелоццо да Форли, одного из знаменитейших живописцев Возрождения, жившего в XV веке, а наутро отправляюсь в Пантеон, рассмотреть её «живьём».

Я никуда не спешу, потому что Муратов предупреждает: с первого раза в Риме всего не увидеть.

«Образы Италии» если и можно назвать путеводителем, то путеводителем для туристов, живших 100 или 90, или 80 лет назад. В ту пору туристы не спешили объять необъятное по той причине, что у них было достаточно средств и времени делать это долго и вдумчиво.

Да, Муратов не только рассказывает о художниках и их работах, а может посвятить десяток страниц жизнеописанию, допустим, Казановы или истории тосканского города Сиены, или какому-нибудь анекдоту античных времён. И всё это неспешно, красиво, прекрасным русским языком и даже с драматической интригой. То есть ровно так, как не принято писать в современных путеводителях, потому что они рассчитаны на проснулся-позавтракал-побежал-пообедал-дальше-поужинал-спать. Не выпуская книжки из рук.

В тот раз я составил о Риме первое впечатление, прекрасно сознавая, что он неисчерпаем как «ленинский атом», и рассчитывая вернуться, ведь кроме Возрождения и барокко, оставалась «неохваченной» ещё Античность. Там её тоже бесконечно много.

Последний день в Вечном городе закончился почти мистическим событием. Я поднялся на Яникул, чтобы окинуть с этого холма Рим прощальным взором. И вот он предо мной. Ни современные небоскрёбы, ни фабричные трубы, ничто не портит перспективы. Я делаю последние кадры и отправляюсь в гостиницу. Каково же было моё изумление, когда, скачивая фотографии в компьютер, я увидел вот это:

Юпитером клянусь, я не помню этих странных людей, хотя пребывал в трезвом уме и в ясной памяти. Не мог же я не заметить их! Кто они? Что это за наряды? Артисты? Сектанты? Рим задал загадку, которую я так и не разгадал.