Мотыльки

Новый альбом Федорова и Волкова в ЦДХ

Неделю назад в ЦДХ состоялась премьера документальных хроник «АукцЫона», смонтированных из семи лет жизни. «Еще» - так называется бессюжетное, беспредметное и авангардное явление музыки из всего, что могло бы стать песней и становится ею у нас на глазах. Фильм мог бы обойтись без разговоров, но и те, что есть, достаточно случайны и не подчинены формальному плану. Интервью на камеру и разговоры «об умном» в череду с записями концертов – скорее формат для какой-нибудь фундаментальной антологии «АукцЫона», которую когда-нибудь уже составят в аккуратный и педантичный сериал. Наконец-то всем на радость, режиссер Дмитрий Лавриненко показывает бесценное: что происходит в процессе студийной работы или когда Федоров намумукивает Озерскому будущего «Хомбу». Главное тут – чистый выход звука в любом его агрегатном состоянии – ломтями или испариной, гулом или шепотом, акустикой, кинетикой или эйфорией. Благодаря ни с чем не сравнимому звучанию, извлекаемому Федоровым и Волковым с коллегами, мы, конечно, снова невинны - греки встарь полагали невинными немногих счастливцев, через ухо рожденных. Нас, одним словом. Кому еще так повезло - жить в одно время с этими музыкантами и что ни осень рождаться заново - путем уха - на их концертах в ЦДХ.

Прожив вместе с Хвостенко, Волохонским, Хлебниковым и Введенским разные слои русского авангарда, начиная с футуризма, Федоров и Волков естественным образом дошли до важного для авангарда сюжета – раскола. Ткань звука и слова ими и прежде расщеплялась ради нового живого качества, но теперь речь о распаде как о зачине эпического сюжета обновления. Авангард поверял расколом существующие гармонии и звукоряды, преображая их вещество. Мандельштам назвал это так: Часто пишется казнь, а читается правильно — песнь. Озерский: Я вижу колья, я слышу крылья. Анри Волохонский написал о расколе и сожженном в Пустозерске опальном протопопе поэму «Аввакум»:

И ветер ветер в толоконный лоб
Идущему и бился и мяукал:
Откуда ты, бездонный протопоп?
Куда, куда остеклянел и утл?

Чего тебе, прозрачный человек
Отчаянный и ангельски пернатый,
Какие речи в странной голове
Еще звенят в котле твоем невнятно?
Гляди гляди тебя уже и нет
Смотри смотри как сведено пространство…

Голос Волохонского вошел в альбом «Мотыльки» вместе со «Словом о полку Игореве», причем несколько треков в уже год как записаны. Голосам обещана прежде не слыханная трансформация с помощью технических чудес. Тексты «Мотыльков» и «Небо выпил» написал Дмитрий Озерский. «Я не пример для подражанья» и «Шамурла» - хиты Гаркуши, исполнявшиеся и прежде, но не существовавшие в записи. «Два Солнца» - посвящение Николаю Дмитриеву, основателю «Дома».

Анри Волохонский

Аввакум

Бывает так - уставятся скотом
Дойдя до гребня выспреннего тына
Но многие ли ведают о том
Насколько эта истина пустынна

И в самом деле что такого в ней
Давно известно: крыльями не машет
Она, и не поет как соловей
И что ей даже в лучших песнях наших

И в самых мыслях - там где песен звон
Чеканит грань разваренного бубна
Ей слышится наверно это стон
Глупца что ночью с паперти не убран

Нет истины в цветах пока живешь
А как умрешь тогда все будет проще
Там соловей среди востока роз
Певучим пеплом канет в серой роще

Тогда иди таращь свои бельма
Упреком голося к верховной яме
Слепящие тугие письмена
Вдруг заблестят в неполотом бурьяне

И этих букв невыполненный гул
Нас гонит здесь навстречу стрел и игл
Шел Аввакум от холода сутул
И от мороза ноги еле двигал

Псы околели и окоченев
Деревья оседали в мутной склянке
Он шел один почти окостенев
И нес сквозь наст почти уже останки

И вся Москва бессмысленных палат
Была забыта им. Едва гудели кости
По-нищенски глядели из заплат
Его глаза железные как гвозди

Глядело солнце в черный запад - Русь
Где правил голод угольные крылья
И где молитвы плавали как ртуть
И где для казни сами ямы рыли

И где тела двуперстных стариков
Держал в земле холодный створ - Архангельск
А главы человеческих грибов
Вопили гимны словно бы на праздник

Какие головы! Одна из них на нем
Пока еще пускает пар из устья 
Глухого рта, другие стали пнем
Пока их почва мерзлая не впустит

И не сожмет землистых темных губ
Над маковкой ощеренного карла
И пес привычный тщетно скалит зуб
И все ворчит что вот она пропала.

Шел жуткий лик, шагал как нож сквозь лед
Поленья ног вбивая в ямы рытвин
Юродивые вправлены вперед
Стояли льдины круглые в орбитах

Он шел один единственный как перст
Чугунный перст сквозь грызь пустыни черствой
Под хрусталем нелюбящих небес
Влача весь срам страны стотысячверстной

И эта твердь не гнулася над ним
И гребень леса не смыкал зигзага
Лишь в воздухе стоял холодный нимб
Лишь на снегу не видно было шага

И ветер ветер в толоконный лоб
Идущему и бился и мяукал:
Откуда ты, бездонный протопоп?
Куда, куда остеклянел и утл?

Чего тебе, прозрачный человек
Отчаянный и ангельски пернатый,
Какие речи в странной голове
Еще звенят в котле твоем невнятно?

Гляди гляди тебя уже и нет
Смотри смотри как сведено пространство,
Зверь новый на засаленном рожне,
Ты повернись, ты видишь: в мире красном

Столичный смерд дрова тебе срубил
Холуй калужский чадам сделал плаху
В мразь тех кто видел - вплавленный рубин
Их кровь на ней лежит как жидкий яхонт

Подобный крови легкий род огня
Поет тебе многоязык стремглавый
О том что пепел истины обняв
Откинут твой единственный кровавый...

И воздух взвыл и взвился как костер
И Аввакум сверкал согнувшись вдвое
И небосвод опять над ним простер
Лицо свое и тело неживое.