Фильм-концерт

Признание в любви композитору Олегу Каравайчуку в 12 портретах

Легче переписать из сети его биографию и даже не пытаться описывать человека, который играет свои произведения нередко с наволочкой на голове – чтобы не отвлекаться. И может отказаться выступать, если чье-то лицо в публике покажется ему противным. На его концерт в прошлое воскресенье я пришла, помня прозвище "сумасшедший композитор", репутацию отшельника и то, как под его прощальный фокстрот уходила с апельсином в руке Нина Русланова в "Коротких встречах" Киры Муратовой. Олег Каравайчук – ученик Рихтера, любимый автор Сергея Курехина и нескольких прекрасных кинорежиссеров. Немало также режиссеров, чьи фильмы запомнились, лишь благодаря его музыке.

Фильмография Олега Николаевича насчитывает более 150 фильмов, начиная с 1953 года – "Алеша Птицын вырабатывает характер". Музыка, написанная к фильмам Эйзенштейна ”Стачка”, "Октябрь" и Бежин луг”, по словам композитора, пока не издается. Во время учебы в Ленинградской консерватории на экзамене он сыграл собственное сочинение, выдавая его за Баха. Любимый композитор – Вагнер.

Редкие интервью никак не разъясняют его самого, а выглядят, как его музыка, сочиненная и сыгранная тут же.

– Холодно, – сказал он и ушел в дальний угол внутреннего двора Третьяковской галереи. Он стоял там долго, спиной к зрителям, пока на сцене оставался в одиночестве красный рояль, а на экране выступал другой Каравайчук, более дружелюбный. Журналисты метались между стульями с публикой и фигурой в беретке и адидасовских кроссовках, упрямо стоящей в углу.

Настоящий Каравайчук вернулся, наконец, к зрителям.

– Сядьте же подальше, – попросил он. Проник во второй ряд, сел рядом со своим звукооператором и уснул. Спал он беспокойно, вздыхая и ежась, старался согреться.     

Публика послушно смотрела видео, косясь на спящего композитора. Плыли облака, заходящее солнце очерчивало контровым светом его берет с пупочкой, со сцены невероятно громко гремел виртуальный и очень бодрый Каравайчук. Случайные прохожие пытались просунуть головы сквозь прутья ограды и узнать, что ЭТО.

Он проснулся, посмотрел с раздражением на зрителей вокруг и вслух отметил, что в открытом пространстве невозможно играть. Вчера он вообще хотел отменить концерт.

– Рояль ужасный.

Красный блестящий концертный красавец с золотыми буквами "Москва", казалось, слегка напрягся. Публика изображала невозмутимое спокойствие, сохраняя одухотворенное выражение лиц.

Он объявил, что вся классическая музыка нужна для того, чтобы в сорок лет почувствовать себя стариком:

– Обычный человеческий организм не может угнаться за гением. Я изменю вашу жизнь, я столкну вас, сдвину.

Он еще что-то говорил, шептал и ловил руками в воздухе невидимые публике звуки. Потом ушел на сцену, лег на стул и смотрел, как с экрана на него плывет Иероним Босх, "Сад земных наслаждений".

На обиженный рояль он больше не обращал внимания. Записанный звук лился со сцены, камера двигалась посреди наслаждений и ужасов, изображение увеличивалось до фрагментов, замершая фигура и красный рояль вдруг поплыли куда-то вместе с насекомыми и прочими тварями Босха. Иногда, в нужные моменты его рука падала на клавиши.

Встал и спустился к бисирующим зрителям:

– Как вы хлопаете!? Нет энергии! Нет, нет, всё, закончили. Провален концерт… Или нет?

И стал снимать плащ, и снова пошел на сцену в вязанной кофте, и уже играл сам.

Звучала чистая и ясная музыка. Он был молод в свои восемьдесят семь, гораздо моложе слушателей. Он был сейчас ровесником Нины Руслановой, когда в 1967-м году в финале "Коротких встреч" она подбрасывает в руке апельсин одновременно с первым звуком его победительного "Прощания" и уходит из дома любимого мужчины, куда так долго ехала, и которому оказалась совершенно не нужна.