К.Р. как зеркало русской эволюции

Биографический очерк жизни великого князя Константина Романова

Не так давно вперые без цензурных купюр, в полном объеме и с исчерпывающими комментариями был издан "Дневник великого князя Константина Константиновича (К.Р.) 1911–1915". В июне прошлого года исполнилось сто лет со дня его кончины. Издательство "ПРОЗАиК" любезно предоставило нам право опубликовать фрагмент книги, но прежде хотелось бы предварить публикацию избранных писем великого князя Константина Константиновича биографическим очерком. Его автор – кандидат исторических наук Владимир Хрусталев, сотрудник Государственного архива РФ (ГАРФ),  редактор, составитель и замечательный комментатор дневников и писем, вышедших в серии книг, посвященных истории императорской фамилии.

Поэт, глава Академии наук, основатель Пушкинского Дома, К.Р. видел будущее империи как синергию наций и сословий на ниве общественного просвещения и культуры. В знании – сила, в общем стремлении к прекрасному – нравственное совершенство и доблесть граждан, от рядового до государя, не революция, но эволюция. Со всеми его достоинствами и недостатками это был типический представитель рода Романовых. Поймешь его – поймешь всех. С одной стороны, члены императорской фамилии рубежа эпох обладали гипертрофированным  чувством чести и долга перед отечеством. Они уж точно хотели как лучше. Процветание государства-семьи и семьи-государства было главным мотивом их действий и помышлений. Семья – таков идеал, в соответствии с которым выстраивались и личная биография, и модель правления: империя – дом, подданные – домочадцы. И наоборот: все, что происходит с тобой и твоими близкими, не принадлежит тебе одному, но есть достояние государства. С другой стороны, личная этика не была вопросом индивидуального выбора: частную жизнь членов царской семьи строго регламентировал закон, а его сотрясали суетность и эгоизм одних, адюльтеры других, интриги, великокняжеские заговоры. Константин Константинович, прозванный современниками князь-рыцарь, отец всех кадет, был также отец девятерых детей и искренно любящий супруг, в то же время находивший причину глубочайшего страдания в противоречии этого своего положения с собственной гомосексуальностью.

Публикацию с небольшими сокращениями подготовила Александра Пушкарь

Великий князь Константин Константинович Романов (К.Р.) – второй сын великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны, двоюродный дядя Николая II. Родился 10 августа 1858 года. Его отец – родной брат Александра II, главком Российского флота, ближайший сподвижник царя-реформатора в деле преобразования империи. Мать – урожденная немецкая принцесса Саксен-Альтенбургская, ее род восходит к шотландскому королевскому роду Брюсов.

Сын генерал-адмирала, великий князь Константин Константинович с детства был предназначен к службе в Российском Императорском флоте. С семилетнего возраста и до совершеннолетия его воспитателем был капитан 1-го ранга Илья Зеленой. Как все члены Императорской фамилии, он получил блестящее образование. Его обучали историки С.М.Соловьев, К.Н.Бестужев-Рюмин и О.Шиховский, писатели И.А.Гончаров и Ф.М.Достоевский, профессора консерватории, композиторы Р.В.Кюндингер, И.И.Зейферт, Г.А.Ларош. Лекции по истории государственного права читал профессор И.Е.Андреевский, по политической экономии — В.П.Безобразов, по русской словесности — Н.А.Соколов, по всеобщей истории — В.В.Бауэр. Великий князь владел французским, английским, немецким, латинским и греческим языками, любил музыку, писал стихи и пьесы, играл и ставил на театре, рисовал. Ему, как и отцу, близки были взгляды славянофилов.

Воспитывали великого князя в духе православного христианства, и отличался он глубокой религиозностью. 23 марта 1876 года, когда ему было 17 лет, он записал в дневнике: "Я так люблю Господа, так мне хотелось бы изъявить Ему свою любовь. Тут внутренний голос говорит: “Занимайся астрономией, исполняй свой долг...” Неужели в астрономии долг? Ах, если б я был учеником Спасителя! Как бы я тогда ходил за Ним, как бы я слушал все Его слова! Чего бы я ни сделал для Него". И позже, 10 сентября 1890 года: "Я давно уже, чуть ли не ребенком, мечтал когда-нибудь занять место Обер-прокурора Синода, чтобы послужить нашей Церкви и духовенству".

Служба в военно-морском флоте для великого князя началась в 1870 ежегодными плаваниями на судах Морского училища. Практикой руководил начальник Морского училища контр-адмирал В.А.Римский-Корсаков (брат композитора Н.А.Римского-Корсакова). В 1877 году, уже в чине мичмана, Константин Константинович участвовал в Русско-турецкой войне. В ходе боевых действий он подвергся обстрелу неприятеля и 15 октября 1877 года был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

9 августа 1878 года Константин Константинович получил очередной чин лейтенанта, а вскоре и звание флигель-адъютанта Свиты императора Александра II. В этот день он записал в дневнике: "Я — флигель-адъютант, сегодня Государь пожаловал меня этим званием. Чего мне больше, за двадцать лет я получил все, чего может добиваться самый честолюбивый человек, даже Георгиевский крест есть у меня. Не знаю, как отблагодарить Господа Бога. Я прошу у Него только помощи и поддержки на честную и достойную жизнь".

В сентябре 1880 года Константин Константинович отправился вахтенным начальником в длительное плавание (по январь 1882) по Средиземному морю на броненосном фрегате "Герцог Эдинбургский". Во время этого похода он побывал на святой земле в Иерусалиме и на Афоне. 18 августа 1881 года он записал в дневнике о своей беседе со старцем Афонского монастыря Иеронимом: "Я выражал ему желание посвятить жизнь свою на улучшение быта духовенства и под старость принять на себя Ангельский образ, быть Архиереем и приносить пользу. Он сказал мне: пока ждет меня иная служба, иные обязанности, а со временем, быть может, Господь благословит мое намерение. Дай Бог, чтоб сбылись слова святого старца... Прощался со старцем: он благословил меня и поклонился до земли. Мне припомнился земной поклон старца Зосимы (у Достоевского) перед будущими страданиями Дмитрия Карамазова. И мне, быть может, предстоят великие страдания..."

Военная служба тяготила великого князя. В письме отцу от 13 октября 1881 года он признавался: "Я старался насильно привязать себя к морю, заставить себя полюбить флот — но, к великому моему разочарованию, не успевал в этом. (...) три года я думал и раздумывал и пришел к убеждению, что все мои чувства и стремления идут вразрез с положением моряка. В последних моих плаваниях я, скрепя сердце, старался честно исполнять свой долг и, кажется, ни разу не изменил ему. Вместе с тем, думая, что, если придется всю жизнь служить немилому предмету, к которому не имею влечения, — жизнь моя будет одна мука и страдание. Разумеется, пока я свято буду продолжать служить во флоте, во что бы то ни стало хочу совершить кругосветное плавание, считая, что только морская служба может служить мне подготовкой к другому роду деятельности, может выработать мне знание жизни и людей и дать мне некоторую опытность».

В конце 18"1 года Константин Константинович заболел воспалением легких. Диагноз лейб-медика С.П.Боткина о вредном влиянии морской службы на здоровье великого князя решил вопрос его дальнейшего будущего. 22 февраля 1882 года по болезни он был списан с военного корабля. В письме к отцу в.к. сообщал: "Какого рода буду я впоследствии нести службу — не знаю, хотел бы по М<инисте>рству народн<ого> просвещения".

30 августа 1882 года великий князь Константин Константинович в чине лейб-гвардии штабс-капитана перешел в Военное ведомство и с 15 декабря 1883 года заступил в лейб-гвардии Измайловский полк, в котором прослужил семь лет, командуя с 15 февраля 1884 года ротой Его Величества ("Государевой ротой").

Времена были тревожные. Члены тайной революционной организации «Народная воля» готовили новые покушения — теперь уже на императора Александра III.1 марта 1887 года Константин Константинович записывает в дневнике: "Опять суждено нам жить под вечным страхом и трепетать за дни Государя. Вчера, в годовщину смерти покойного императора, был открыт ужасный замысел. Слава Богу, Государь благополучно избежал угрожавшей ему опасности. Папа слышал об этом за обедом у дяди Миши, который узнал подробности от градоначальника Грессера. Пока Государь и все семейство слушали заупокойную литургию в Петропавловском соборе, полиция схватила несколько человек совершенно приличной наружности, одетых студентами; за ними стали следить еще накануне. Их привели в дом градоначальника (пока тот тоже был в крепости) и нашли на них небольшие разрывные бомбы, спрятанные у кого в портфеле под мышкой, у кого в кармане, а у одного — в нарочно для этого устроенной коробке в виде книги, которую он держал в руках. (...) Неужели опять начнется эта охота, эта травля? Неужели и этот Государь должен когда-нибудь пасть жертвой убийц? <...> Неужели молитвы всей России не сохранят нам его?"

Будущее России Константин Константинович связывал с самодержавием. Он был противником конституции и вновь созданной Государственной думы как попытки ограничения власти царя. Любопытны его наблюдения за наследником престола цесаревичем Николаем Александровичем (будущим императором Николаем II), сделанные в разные годы в его дневнике. Так, например, 21 декабря 1888 года великий князь записал: "Он одарен чисто русскою, православною душой, думает, чувствует и верит по-русски..."

Во время службы в Измайловском полку Константин Константинович организовал в нем литературно-художественный кружок "Измайловские досуги". Девизом объединения были слова "Доблесть, Доброта, Красота", эмблемой меч и лира, обвитые цветами, а целью – "знакомить товарищей со своими трудамии произведениями различных отечественных и иностранных деятелей на поприще науки и искусства, но непременно на русском языке. (...) Поощрить участниковк развитию их дарований. (...) Посредством обмена мыслями и мнений способствовать слиянию воедино полковой семьи и, наконец, передать Измайловцам грядущих поколенийдобрый пример здравого и осмысленного препровождения досужих часов..."

Первое заседание состоялось 2 ноября 1884 года в помещении Офицерского собрания л.-гв. Измайловского полка. Офицеры читали и слушали литературные произведения, музицировали, ставили пьесы. "Измайловские досуги" были в Санкт-Петербурге своего рода умственным и художественным островком военной культуры. На них были впервые поставлены "Гамлет" в переводе Константина Константиновича и его драма "Царь Иудейский", в которых он исполнил роли Гамлета и одного из учеников Христа — Иосифа Аримафейского. Участие в любительских спектаклях принимали и другие члены Императорской Фамилии.

Тесные связи Константина Константиновича с Измайловским полком и его "Досугами" не прерывались до самой смерти, хотя со временем он стал командовать л.-гв. Преображенским полком. В частности, сохранилось письмо императора Николая II от 14 сентября 1912 года по поводу постановки драмы "Царь Иудейский". Государь сообщал своему двоюродному дяде: "Дорогой Костя, давно уже собирался тебе написать после прочтения вслух Аликс (царица Александра Федоровна. – Прим. ред.) твоей драмы “Царь Иудейский”. Она произвела на нас весьма глубокое впечатление — у меня не раз навертывались слезы и щемило в горле. Я уверен, что видеть твою драму на сцене, слышать в красивой перефразировке то, что каждый знает из Евангелия, все это должно вызвать в зрителе прямо потрясающее чувство. Поэтому я всецело разделяю мнение Св. Синода о недопустимости постановки ее на публичной сцене. Но двери Эрмитажного или Китайского театров могут быть ей открыты для исполнения участниками “Измайловских Досугов”".

Товарищ министра внутренних дел (сегодня – заместитель. – Прим. ред.), московский гнерал губернатор и шеф жандармов В.Ф.Джунковский позднее так оценивал постановку "Царя Иудейского" в Петербурге в январе 1914 года: "...Не без волнения и какого-то внутреннего страха, не совершаю ли я что-то антирелигиозное, идя смотреть эту пьесу из жизни Спасителя, поехал я на этот спектакль. К счастью, когда открылся занавес, мои сомнения за содержание драмы-мистерии, по мере хода действий этой трагедии, явившейся плодом искренней веры, постепенно рассеялись. Местами трагедия даже высоко поднимала религиозное настроение, вызывая благоговейное чувство. Поставлена она была с огромной роскошью, строго исторически, костюмы, грим, все было выдержано. Особенно хороша была постановка в 4-м акте, изображавшая сад Иосифа Аримафейского. Я вернулся домой под сильным впечатлением и не пожалел, что присутствовал на этом представлении. Но в то же время я не мог не сознавать, что если б эта трагедия была поставлена в другой обстановке, в обыкновенном общественном театре с заурядными актерами и для платной публики, трудно было бы сохранить то религиозное чувство, которое не покидало присутствующих в зале Эрмитажного театра и заставляло смотреть пьесу именно с этим чувством".

По подсчетам историков, всего было проведено 223 "Досуга", где исполнено 1325 различных произведений.

Сам Константин Константинович обладал заметными артистическими способностями. Об этом упоминали многие современники. Так, графиня М.Э. Клейнмихель отмечала: "Лично я мало знала Государыню. <...> Часто я ее видела на театральных представлениях в Эрмитаже и в Зимнем дворце. Между прочим, великий князь Константин Константинович играл там Гамлета, прекрасно им переведенного на русский язык. Дочь моя играла Офелию. Царица приходила часто на репетиции. Всегда холодная и равнодушная, она, казалось, была только тем занята, чтобы в шекспировском тексте не было ничего, могущего показаться ей оскорбительным. Ни к кому не обращалась она с приветствием. Как лед, распространяла она вокруг себя холод. Император, наоборот, был очень приветлив и очень интересовался игрою артистов, всех ему известных гвардейских офицеров. Постановка “Гамлета” стала почти официальным событием — на нее была потрачена большая сумма денег из личных средств Государя. Трудно описать роскошь этой постановки. Я уверена, что ни мать Гамлета, ни король, ее супруг, никогда не имели такой блестящей свиты, какую им устроил русский двор. Даже пажи королевы были настоящие пажи императрицы, сыновья лучших русских фамилий. Этот спектакль был повторен три раза — в первый раз он был дан для двора и для дипломатического корпуса, во второй — для родственников исполнителей и в третий — великий князь Константин Константинович, бывший прекрасным артистом, получил разрешение выступить в роли Гамлета перед артистами императорских театров — русского, французского и итальянского. Я хотела бы подчеркнуть, что ни при каком режиме искусство и артисты не пользовались таким почетом и не играли такой роли, как во времена монархии" (Клейнмихель М.Э. Из потонувшего мира / За кулисами политики. М., 2001. С. 483–484.).

В 1900-е годы великий князь Константин Константинович выступал главным образом как переводчик и драматург. Его перевод шекспировского "Гамлета" был признан классическим. Кроме него он создал три самостоятельных произведения на библейскую тему: драматический отрывок "Возрожденный Манфред", поэму "Себастьян Мученик" и драму "Царь Иудейский" (замысел последней был подсказан П.И.Чайковским). Сам великий князь играл заглавные роли на сценах дворцовых театров (Китайского — в Царском Селе, Эрмитажного — в Санкт-Петербурге).

Собственные стихи Константин Романов начал писать еще в юношеском возрасте. Во время поездки в Крым в мае 1879 года он сочинил в Ореанде "первое удачное" стихотворение — оно было опубликовано в августовском номере за 1882 год журнала "Вестник Европы":

Оно было подписано криптонимом К.Р. (Константин Романов). Впоследствии его положит на музыку С.В.Рахманинов.

Особняком в поэтическом творчестве К.Р. стоит военная лирика. В дневниковых записях великого князя есть масса свидетельств того, как он знал, любил и понимал суть рядового солдата. Он занимается с неграмотными новобранцами, читает солдатам книги, проявляет заботу об их здоровье, регулярно пробует солдатскую пищу, ходит с солдатами на стрельбище и т.п. 7 февраля 1884 года он пишет: "Когда-то я добьюсь, что и солдаты будут видеть во мне не только начальника, но и своего человека?" Известно, что великий князь Константин Константинович подал Всеподданнейшую записку императору Николаю II "О доверии к солдату", где, в частности, подчеркивал: “Солдат есть имя общее, знаменитое. Солдатом называется и первый генерал, и последний рядовой...” Так учили 50 лет назад. Теперь учат, что “звание солдата высоко и почетно”. (...)То ли мы видим? В действительности солдат не только не окружен уважением и почетом, но и не пользуется хотя бы самым ограниченным доверием даже ближайших своих начальников".

Воззрения великого князя на военную службу нашли отражение в его литературном творчестве – "Очерках полковой жизни" и в "Солдатских сонетах". Стоит отметить, что знаменитое стихотворение К.Р. "Умер, бедняга..." стало народным. До революции в России это произведение входило в программу многих хоров и певцов эстрады. Его напевала вся Россия – от членов царской семьи до простых солдат и инвалидов, которые воспринимали его как народную песню. И уже после Второй мировой войны можно было услышать в электричках и на базарах знакомый напев: "Умер, бедняга! В больнице военной долго, родимый, лежал, эту солдатскую жизнь постепенно тяжкий недуг доконал".

Сам Константин Константинович критически оценивал свое творчество, что видно из его дневниковых записей: "Иногда меня берет сомнение... не впадаю ли я в сентиментальность, не выйдет ли у меня игрушечный, пасторальный солдатик? Страшно! Я придаю этим стихам немалое значение".

Из скромности Константин Константинович не печатал своих произведений и даже таил свой дар, пока о нем не узнал император Александр III и не разрешил их публикацию. Они вышли в свет под инициалами К.Р. (Константин Романов).

Отец-адмирал не одобрял увлечения сына. В октябре 1882 года Константин Константинович, спросил, читал ли он его стихи о Венеции. Тот отвечал, что видел в "Вестнике Европы" стихотворения К.Р., но что они возбуждали в нем самое неприятное чувство стыда за сына. И объяснил, что в детстве также баловался сочинением стихов, но что его отец, император Николай I, узнав об этом, впал в гнев и сделал ему строжайший выговор: "Мой сын пусть лучше умрет, чем будет поэтом". По мнению Николая I, великий князь не имел права заниматься ничем, кроме государственной службы.

В 1886 году в Санкт-Петербурге в количестве 1 тысячи экземпляров был выпущен первый в России сборник великого князя – "Стихотворения К.Р.". Он был невелик по формату, напечатан на лучшей бумаге и насчитывал 228 страниц. Великий князь выкупил из типографии весь тираж. Книга в продажу не поступала, а была разослана августейшим родственникам, друзьям и людям искусства, мнение которых ему было дорого – поэтам А.А.Фету, Я.П.Полонскому, Ап.Н.Майкову, композитору П.И.Чайковскому и другим.

В памятный день своего тридцатилетия (10 августа 1888 года) Константин Константинович записал: "Жизнь моя и деятельность вполне определились. Для других — я военный. Для себя же — я поэт. Вот мое истинное призвание".

Позже вышли другие поэтические сборники и отдельные произведения великого князя: "Новые стихотворения К.Р. 1886–1888" (СПб., 1889); "Себастьян-мученик" (СПб., 1898); "Третий сборник стихотворений К.Р. 1889–1899" (СПб., 1900); "Стихотворения. 1879–1885" (СПб., 1909), "Кантата на двухсотлетие со дня рождения М.В.Ломоносова" (СПб., 1911); "Стихотворения. 1900–1910" (СПб., 1911); "Стихотворения. 1879–1912" (в 3 т.; СПб., 1913); "Избранные лирические произведения" (Пг., 1915) и "Критические отзывы: Литературно-критические статьи о русской поэзии за 1905–1913" (Пг., 1915).

Многие стихи К.Р были положены на музыку известными композиторами – П.И.Чайковским, А.К.Глазуновым, С.В.Рахманиновым, Ц.А.Кюи, Р.М.Глиэром и другими. Среди них: "Сирень", "Повеяло черемухой", "О дитя, под окошком твоим я тебе пропою серенаду...", "Растворил я окно". Чайковский, с которым Константин Константинович был дружен долгие годы, написал на его стихи восемь романсов. Всего же на музыку было положено около семидесяти произведений К.Р.

Сам Константин Константинович, по мнению современников, был способным композитором и талантливым музыкантом. Сохранились воспоминания об исполнении им в Мраморном дворце в Санкт-Петербурге (его семейном доме) концерта Моцарта и Первого концерта Чайковского. Он написал также три романса – на стихи Алексея Константиновича Толстого, Аполлона Николаевича Майкова и Виктора Гюго.

С 1887 года Константин Константинович почетный член, а с 3 мая 1889-го и до конца жизни (1915 год) – Президент Санкт-Петербургской Императорской Академии наук. 2 мая 1889 года великий князь сделал в дневнике любопытную запись: "Мое тщеславное самолюбие было в высшей степени польщено, но вместе с тем я немало смутился при мысли о таком высоком положении. Отказываться я не имею причин. Вечером, после обеда, я улучил минуту поговорить с Государем с глазу на глаз. Я спросил его, как он смотрит на сделанное мне предложение. Государь ответил мне, что он ему рад, сказал, что президент – великий князь может стать выше всяких интриг, выразил желание, чтобы я принял это звание,и пожал мне руку. (...) С Богом, в добрый час. С Богом".

Константину Константиновичу довелось находиться во главе Академии наук долгих двадцать шесть лет. При содействии великого князя был осуществлен ряд крупных научных и культурных проектов: открыты Зоологический музей в Санкт-Петербурге, новые лаборатории и обсерватории, организованы научные экспедиции, в том числе Шпицбергенская – для градусного измерения (1898), полярная – для исследования архипелага, лежащего к северу от Новосибирских островов (1901), а также в Монголию, на Памир и Тянь-Шань. По ходатайству К.Р. была учреждена академическая комиссия по распределению пособий и пенсий между нуждающимися учеными, их вдовами и сиротами (50 000 рублей в год). По его просьбе в 1911 году правительство выкупило у наследников Л.Н.Толстого имение "Ясная Поляна", сохранив его для России. Важными начинаниями великого князя стали организация празднования 100-летия со дня рождения А.С.Пушкина, учреждение фонда его имени для издания сочинений русских писателей, словаря русского языка и других трудов. В 1899 году Константин Константинович осуществлял руководство Пушкинским юбилейным комитетом. По его инициативе был создан Пушкинский Дом (ныне — Институт русской литературы РАН). Великий князь возглавлял несколько академических комиссий – и прежде всего комиссию по реформе русской орфографии. Проект реформы, позднее практически полностью скопированный большевиками и известный как советский декрет "О введении новой орфографии", эта комиссия начала разрабатывать еще с 1904 года. По инициативе Константина Константиновича в Академии наук был учрежден разряд (отделение) изящной словесности и в 1900 году избраны первые девять почетных академиков разряда (в их числе сам Константин Константинович, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, А.Ф.Кони, В.Г.Короленко и др.).

Руководство Академией наук великий князь Константин Константинович совмещал с военной службой. 21 апреля 1891 года он был произведен в полковники, а уже 23 апреля назначен командующим лейб-гвардии Преображенским полком. В этом старейшем гвардейском полку проходил офицерскую службу наследник цесаревич Николай Александрович — вплоть до своего восхождения на российский престол в 1894 году. С ним Константин Константинович был дружен и посвятил службе цесаревича в Преображенском полку интересные воспоминания. Стоит подчеркнуть, что с момента восхождения Николая II на российский престол отношение Константина Константиновича к своему, теперь уже царствующему, двоюродному племяннику несколько изменилось. 14 ноября 1894 года он зафиксировал в дневнике: "Сегодня Государева свадьба. Пройдет несколько дней и царь сдержит данное мне обещание и приедет в полк. Мне очень недостает наших простых отношений с Ники; мы видались чуть не каждый день за те два года без малого, что Он служил у нас в строю. Теперь о милом прошлом не может быть и помину. Я не стану к Нему ездить без приглашения, считая это непочтительным и неприличным, а Ему и без меня дела довольно, и, конечно, я не жалуюсь на то, что меня не зовут. Говорю это искренно. – Болтают, будто бы дяди Государевы стараются иметь влияние на царя, не оставляют Его без советов. Но я думаю, что в этих слухах говорит зависть и что это пустые сплетни". Четыре месяца спустя спустя, 1 марта 1895 года, еще запись: "[Великий князь] Николай [Михайлович] (...) со мной очень приветлив, приписывает мне большое влияние на молодого Государя и упрекает меня за то, что я этим вниманием не пользуюсь. Он заблуждается. Влияния нет, а если б и было, я не считал бы себя вправе им не только злоупотреблять, но и пользоваться, пока меня не спрашивают".

6 декабря 1894 года Константин Константинович был произведен в чин генерал-майора с утверждением в должности командира лейб-гвардии Преображенского полка. 5 апреля 1898 года зачислен генерал-майором в Свиту императора Николая II. С 4 марта 1900 года Константин Константинович – Главный начальник военно-учебных заведений Российской Империи. В его ведении находились кадетские корпуса и военные училища. С этого момента и до конца жизни он стал (по меткой характеристике современников) "отцом всех кадет".

В приказе великого князя Константина Константиновича по ведомству от 24 февраля 1901 года к обязательному руководству было рекомендовано: поднимать в воспитанниках "сознание человеческого достоинства и бережно устранять все то, что может оскорбить или унизить это достоинство".

В 1907 году стараниями великого князя в военных училищах были введены новые учебные программы — с целью "приблизить военные знания юнкеров к войсковой жизни и подготовить их к обязанности воспитателя и учителя солдат". В 1909 году он приступил к введению новых программ и в кадетских корпусах, которые превратились в полноправные средние учебные заведения, готовившие молодое поколение как к военной службе, так и к высшей школе.

С 13 февраля 1910 года Константин Константинович был назначен на новую должность – генерал-инспектора военно-учебных заведений, на которой оставался до конца жизни. Он много уделял внимания улучшению постановки как учебной части, так и физического воспитания в кадетских корпусах и военных училищах и был весьма популярен среди их воспитанников, тепло вспоминавших о нем спустя многие десятилетия.

Военные училища, Пажеский и кадетские корпуса в годы Первой мировой войны продолжали готовить, но ускоренным курсом, молодых офицеров. Как и прежде, в мирные годы, Государь присутствовал на их выпусках. Так, например, 1 октября 1914 года император Николай II записал в дневнике: "В 2 часа в Большом дворце было производство пажей и юнкеров в офицеры — здесь около 700 чел., а по всей России 2400 чел.".

На этом торжественном мероприятии не было великого князя Константина Константиновича. И тому была веская причина: он в это время находился в Вильно, в госпитале, где на его глазах скончался от тяжелого ранения немецкой пулей, полученной в лихой кавалерийской атаке, его сын Олег Константинович, за проявленную храбрость награжденный орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени. Жандармский генерал-майор А.И.Спиридович так описал гибель князя Олега Константиновича:

27 сентября после полудня гвардейская кавалерийская дивизия наступала по направлению к Владиславову. В авангарде шли два эскадрона гусарского полка. Проходя близ деревни Пильвишки, передовые части столкнулись с немецкими разъездами. Началась перестрелка. Князь Олег Константинович стал просить эскадронного командира разрешить ему с взводом захватить неприятельский разъезд. Тот сперва не соглашался, но все же отдал приказание. Князь рванулся с взводом преследовать немцев. Кровная кобыла Диана занесла его далеко вперед. И когда победа была уже достигнута, когда часть немцев была уже перебита, а часть сдалась, один из раненых немецких кавалеристов лежа прицелился в князя. Раздался выстрел, князь свалился тяжело раненный. Потом его на арбе перевезли в Пильвишки, где он причастился. Затем доставили в Вильно, куда приехали на другой день в 10 часов утра. Исследование раны показало начавшееся гнилостное заражение крови. <...>

Князь перенес операцию хорошо. Когда днем была получена телеграмма от Государя о пожаловании ему ордена Святого Георгия, он был счастлив <...>.

Состояние князя Олега ухудшалось: начался бред, силы угасали. Стали давать шампанское. Вливали в руку соляной раствор. Когда вечером приехали родители, князь узнал их и сказал: “Наконец, наконец!”.

Великий князь-отец привез крест Святого Георгия для раненого, который прикололи к рубашке. Раненый очень обрадовался, целовал крестик. Стал рассказывать, какой была атака, но опять впал в забытье. Начался бред. Пригласили священника.

Полная тишина. Чуть слышно шепчет священник отходную. На коленях у изголовья отец бережно закрывает глаза умирающему. Мать безнадежно старается согреть ему руки. В ногах, еле сдерживая рыдания, стоят брат Игорь и старый воспитатель-друг. В 8 часов 20 минут князя не стало. Императорский Дом в лице юного героя понес первую жертву.

У великого князя Константина Константиновича в эти годы, кроме военно-учебных заведений, появляются и дополнительные ответственные обязанности. В феврале 1911 года он назначен сенатором, 16 февраля 1912 года по инициативе рядовых казаков и атаманов зачислен в Оренбургское казачье войско. Как член Российского Императорского Дома он принимает участие в делах государственного управления, являясь председателем многочисленных комитетов и комиссий, членом Государственного Совета.

Константин Константинович, как человек, склонный к нравственному анализу, часто записывал в своем дневнике критические замечания. Он не приемлет многие новые явления XX века: забастовки, террор, революционные выступления, учрежденную Государственную думу и т.п. Он в ужасе, что самодержцу в собственной стране приходится ездить под усиленной охраной. При этом сам он не унижался до страха перед террористами. Так, пренебрегая опасностью, он отправился на похороны великого князя Сергея Александровича, – дяди Николая II, московского генерал-губернатора, супруга в.к. Елизаветы Федоровны, погибшего от бомбы эсера-террориста И.П.Каляева 4 февраля 1905 года. Кроме него, от Романовых на похоронах был только великий князь Павел Александрович. Но он прибыл из Франции в Москву только ко дню отпевания и захоронения.

"Здесь, в Москве, – замечает Константин Константинович в дневнике на следующий день после теракта, – странное и тяжелое впечатление производит отсутствие ближайших родных". И далее он описывает реакцию на эти события московского общества: "На месте гибели бедного моего Сергея 5-й Гренадерский Киевский полк поставил железный крест с образом преподобного Сергия, Преображенцы соорудили лампаду. Место огорожено деревянной решеткой. Ужасное событие представляется мне каким-то сном... В России дела идут все хуже... – просто не верится, какими быстрыми шагами мы идем навстречу неведомым, но неизбежным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку..."

Поездка великого князя в Москву на похороны вызвала разные толки. Генерал от инфантерии Н.А.Епанчин вспоминал: "...сердечное влечение отдать последний долг двоюродному брату и лично выразить сочувствие несчастной вдове так понятно и делает честь великому князю Константину Константиновичу. Но не так посмотрели на его поездку в Москву в Царской Фамилии. Никто из Августейших Особ не поехал на похороны великого князя Сергея Алексанровича, даже родные братья, и мало того, они считали, что великий князь Константин Константинович их подвел, ибо своим присутствием на похоронах как бы подчеркнул их отсутствие".

О том же писал и личный адъютант великого князя Сергея Александровича полковник В.Ф.Джунковский: "...прибыл великий князь Константин Константинович представителем Государя императора. Говорят, что в первый момент Государь хотел ехать в Москву на похороны своего дяди, но благодаря влиянию Трепова не поехал. То же было и с великим князем Владимиром Александровичем, старшим братом Сергея Александровича, который, как говорят, со слезами на глазах умолял Государя отпустить, но Государь не позволил ему ехать. А между тем, я думаю, если бы Государь не послушался Трепова и приехал бы в Москву, то это произвело бы колоссальное впечатление и подняло бы ореол царя среди народа".

Еще 2 декабря 1904 года, анализируя ход Русско-японской войны и нарастающих революционных событий, Константин Константинович отмечал в дневнике:

"У нас точно плотину прорвало, в какие-нибудь три месяца Россию охватила жажда преобразований, о них говорят громко... Революция как бы громко стучится в дверь. О конституции говорят почти открыто. Стыдно и страшно". И год спустя, 4 октября 1905 года: "Правительство утратило еще с прошлого года всякое значение, власти нет, и общий развал все более и более расшатывает бедную Россию. На днях Николай Мих<айлович> напугал мою жену, что всех нас – Императорскую Фамилию – скоро прогонят прочь и что надо торопиться спасать детей и движимое имущество. Но я не могу и не хочу с ним согласиться и считаю ниже своего достоинства принятие таких мер предосторожности".

Царский Манифест 17 октября 1905 г. о даровании свободы совести и собраний великий князь Константин Константинович характеризовал в день его появления следующим образом: "Новые вольности – не проявление свободной воли Державной власти, а лишь уступка, вырванная у этой власти насильно".

Уступки либералам и демократам со стороны Государя не сбавили стихийной, а порой умело направляемой волны революционных выступлений и только добавили масла в огонь. В Москве дело дошло до вооруженного восстания и баррикад. На усмирение мятежников в древнюю столицу была направлена лейб-гвардия. 10 декабря 1905 года Константин Константинович записывал: "Мне кажется, войскам следовало бы действовать решительнее, тогда бы и неизбежное кровопролитие окончилось скорее. (...) Когда-нибудь историк с изумлением и отвращением оглянется на переживаемое время. Многих, к прискорбию, слишком многих русских охватила умственная болезнь".

Великий князь Константин Константинович вел широкую общественную деятельность. Одно лишь перечисление всех его должностей и почетных обязанностей заняло бы несколько страниц. Поэтому, помимо уже указанных выше, упомянем лишь некоторые из них: председатель Русского археологического общества; вице-председатель Русского музыкального общества; действительный член Императорского общества поощрения художеств; почетный член Императорского общества антропологии и этнографии, Императорского минералогического общества, Императорского географического общества, Московского общества испытателей природы, Русского исторического общества, Русского астрономического общества, Русского театрального общества, Московского археологического общества, Императорского института экспериментальной медицины, Санкт-Петербургского, Казанского, Киевского университетов, Комитета по устройству Музея прикладных знаний в Москве, Комитета по устройству Музея изящных искусств имени Императора Александра III (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина), Санкт-Петербургского совета детских приютов, Попечительства Императрицы Марии Федоровны о глухонемых, Российского Общества Красного Креста; попечитель Женского педагогического института и Константиновской при нем женской гимназии, Педагогических курсов при петербургских женских гимназиях; покровитель Всероссийского союза по увековечению памяти героев войны и устройству приютов-школ для сирот воинов, Русского общества деятелей печатного дела, Комиссаровского технического училища в Москве, Павловского Санкт-Петербургской губернии городского 4-классного училища, Одесского кадетского корпуса, школ Императорского Русского технического общества, школы Императора Александра II, Порт-Артурской Пушкинской городской школы, церковно-приходской школы в Клименецком монастыре Олонецкой епархии, Общества вспомоществования бывшим воспитанникам 1-го Московского кадетского корпуса и 1-й Московской военной гимназии, Общества вспомоществования бывшим кадетам Ярославского кадетского корпуса и лицам, служившим в нем, Общества вспомоществования нуждающимся суворовцам, Общества вспомоществования бывшим юнкерам Александровского военного училища... Городская дума Белгорода избрала Константина Константиновича Почетным гражданином своего города.

После того как в 1889 году Константин Константинович был избран почетным попечителем Педагогических курсов при петербургских женских гимназиях, по его инициативе, на его собственные средства в 1903 году взамен двухгодичных женских Педагогических курсов был создан в Санкт-Петербурге Педагогический институт с четырехгодичной университетской программой, с физико-математическим и историко-филологическим факультетами. При институте действовала Константиновская женская гимназия, в которой окончившие институт, на пятый год своего пребывания в нем, давали уроки по избранной дисциплине. Институт осуществил девять выпусков учительниц.

Константин Константинович был председателем Комиссии по постройке памятника А.С.Пушкину в Санкт-Петербурге, под его покровительством вела работу Комиссия по сбору пожертвований на памятник И.С.Тургеневу в Орле, на его собственные средства был открыт памятник М.Ю.Лермонтову в Санкт-Петербурге. Был великий князь и инициатором и покровителем акции по сбору средств на строительство Большого зала Московской консерватории, открытого в 1901 году.

"Казалось бы, что такой гуманный и просвещенный человек, как великий князь Константин Константинович, был бы неоценимым помощником Государя в делах управления Империей, – вспоминает великий князь Александр Михайлович. – Но, к сожалению, Константин Константинович ненавидел политику и чуждался всякого соприкосновения с политическими деятелями. Он искал, прежде всего, уединения в обществе книг, драматических произведений, ученых, солдат, кадетов и своей счастливой семьи, состоявшей из жены, великой княгини Елизаветы Маврикиевны (принцессы Саксен-Веймарской), шести сыновей и трех дочерей. В этом отношении воля великого князя была непреклонна, и поэтому престол лишался в его лице ценной опоры".

Супруга великого князя Константина Константиновича – урожденная принцесса Елизавета Августа Мария Агнесса Саксен-Альтенбургская, герцогиня Саксонская, дочь герцога Морица Саксен-Альтенбургского и герцогини Августы Саксен-Мейнинген-Хильдбургхаузен, немка по национальности – получила при замужестве (свадьба состоялась 15 апреля 1884 года) имя великой княгини Елизаветы Маврикиевны. Она не приняла православия и до самой своей кончины оставалась лютеранкой. Это лишало ее детей права восхождения на Российский престол, и потому они именовались не великими князьями, а лишь князьями императорской крови.

10 апреля 1884 года Константин Константинович записал в дневнике: "У нас был тяжелый разговор. Она наотрез отказалась прикладываться к кресту и иконам и исполнять наши обряды. Я ее уговаривал. Она не соглашалась с моими доводами, что нельзя оскорблять чувства целого народа, не исполняя его требований и не почитая того, что ему свято и дорого. Она утверждала, что если приложится к кресту, то покажет этим людской страх и пожертвует страхом Божиим. Я не хотел насиловать ее убеждений. Но мне было больно, так больно, что я не знал, куда деваться от тоски, и обращался с молитвой к Богу. И кому досталось такое испытание? Мне, который прежде уверял, что не женится на не православной".

Стоит справедливости ради отметить, что Елизавета Маврикиевна через некоторое время уже готова была уступить мужу в вопросе веры, но Константин Константинович проявил чувство такта и высокой порядочности: "Жена согласна, что нельзя оставаться протестанткой, когда убеждение подсказывает, что правда на стороне православия, жена говорила мне, что ей больно за меня. Я успокоил ее, сказав, что даже если б она захотела перейти в мою веру, я бы стал ее удерживать, чтобы не огорчить моего тестя, крепко привязанного к своему вероисповеданию, и говорил ей, что, по-моему, наши убеждения влагает нам в сердце Господь, а потому на Него одного и надо уповать" (запись в дневнике от 26 января 1891 года).

У великокняжеской четы было девять детей – шесть сыновей и три дочери: Иоанн, Гавриил, Татьяна, Константин, Олег, Игорь, Георгий, Наталья и Вера. В большой и дружной семье Константин Константинович был любящим, но строгим отцом. Его сын Гавриил писал о нем: 

Светлый образ отца стоит перед моими глазами: большого роста, с русой бородкой и очень красивыми руками, с длинными пальцами, покрытыми кольцами. <...> Отец был с нами очень строг, и мы его боялись. “Не могу” или “не хочу” не должны были для нас существовать. Но отец развивал в нас и самостоятельность: мы должны были делать все сами, игрушки держать в порядке, сами их класть на место. Отец терпеть не мог, когда в русскую речь вставляли иностранные слова, он желал, чтобы первым нашим языком был русский. Поэтому и няни у нас были русские, и все у нас было по-русски. В молельной у отца, в Мраморном дворце, между кабинетом и коридором висело много образов и всегда теплилась лампадка. Каждый день приносили в молельню из нашей домовой церкви икону того Святого, чей был день. Эти иконы, все в одном и том же стиле, дарили отцу мои дяди Сергей Александрович и Павел Александрович. Позднее, когда мы подросли и уже самостоятельно приходили к отцу здороваться, дежурный камердинер нам говорил, что нельзя войти, потому что “папа молится”. <...> Отец много читал и писал. Он внимательно следил как за русской, так и за иностранной литературой и прочитывал по возможности все новые книги. <...> По вечерам, после обеда, отец с сигарой во рту вновь садился за письменный стол. В его маленьком, уютном кабинете всегда так хорошо пахло сигарами... В семейном кругу он не любил говорить о своих делах, а тем более – тревогах. Когда у него были неприятности, он переживал их молча, “носил их в своем сердце”, – потому оно и не выдержало долго.

Сам Константин Константинович с удовлетворением записывал в дневнике: "Глядя на наших деток, припоминаю свое детство и дивлюсь, замечая, какая между нами разница. Никогда не были мы так привязаны к родителям, как дети к нам. Для них, например, большое удовольствие прибегать в наши комнаты, гулять с нами. Мы, когда были совсем маленькие, со страхом подходили к двери Мама» (26 июня 1894); "На днях как-то наш Костя, прощаясь со мной перед сном, крепко меня обнимает и говорит: “Я очень тебя люблю”. Я спрашиваю: “А как ты меня любишь?” Он отвечает: “До крови и до смерти”. И откуда это шестилетнему ребенку придет в голову такая мысль?" (19 марта 1897).

Глубина отцовских чувств выразились в его "Колыбельной песне", посвященной рождению первенца:

Колыбельная получилась грустной, как будто отец предчувствовал преждевременную и трагическую кончину своих сыновей: Иоанн, Константин и Игорь приняли мученическую смерть от рук большевиков на дне глубокой заброшенной шахты под Алапаевском в ночь с 17 на 18 июля 1918 года, а Олег еще раньше, 29 сентября 1914-го, раненный немецкой пулей на передовой, скончался в прифронтовом госпитале.

Невзгоды он переживал молча. Здоровье его еще больше пошатнулось после гибели на фронте любимого сына Олега, юноши литературно одаренного, пушкиниста. В дневнике великого князя от 4 октября 1914 года находим следующую запись: "Временами нападает на меня тоска, и я легко плачу. Ужас и трепет берут, когда подумаешь, что с четырьмя сыновьями, которым вскоре нужно вернуться в действующую армию, может случиться то же, что с Олегом. Вспоминаешь миф о Ниобее, которая должна была лишиться всех своих детей. Ужели и нам суждено это? И я спешу твердить: “Да будет воля Твоя”.

Константин Константинович предчувствовал свою скорую смерть и стремился сделать соответствующие распоряжения. Свои дневники и часть переписки он завещал Академии наук, оговорив запретный срок на их обнародование. Умер он от сердечного приступа на пятьдесят седьмом году жизни 2 июня 1915 года в павловском дворце (недалеко от Петрограда) и 8 июня был похоронен в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора Петропавловской крепости.

2 июня Николай II вписал в дневник: "После доклада вошел маленький Георгий Конст<антинович> и сообщил о кончине Кости. В 9¼ поехали в Павловск на первую панихиду. Там были: т<етя> Ольга (великая княгина Ольга Константиновна), Мавра (великая княгиня Елизавета Маврикиевна) и Митя; из взрослых сыновей — никого. Вернулись домой в 10¾". 8 июня им сделана еще одна печальная запись: "В 10.10 отправился с Эллой, О<льгой>, Т<атьяной> и М<арией> в город прямо в Петропавловский собор. Заупокойная литургия и отпевание продолжались два с половиною часа. Грустно было смотреть на т. Ольгу, Мавру и в особенности на бедную Татьяну Конст<антиновну>, когда опускали тело Кости в могилу!"

"Это было большой потерей и для Государя, и для всей царской семьи, потерявших в лице покойного благороднейшего великого князя, преданного и самоотверженного слугу Престола, – писал в своих воспоминаниях В.Ф. Джунковский. – Все, знавшие его и имевшие счастье общаться с ним, не могли не оплакивать этого великого князя-рыцаря. <...> Я лично хорошо знал великого князя, который всегда был очень добр и внимателен ко мне; это был редкий семьянин, держал он себя всегда просто, скромности и деликатности был необычайной. Он оставил по себе особенно добрую память среди воспитанников военно-учебных заведений, для которых он был настоящим любящим отцом, очень часто посещал училища и корпуса, проводя целые дни среди воспитанников и интересуясь не только их успехами, но и условиями их семейной жизни, приходя на помощь каждому нуждающемуся. Хоронили его 8 июня в Петропавловском соборе, в новой усыпальнице с обычным церемониалом. Очень торжественно прошло перевезение его тела из Павловска в Петроград".

В Манифесте Николая II от 2 июня 1915 года о смерти великого князя Константина Константиновича сказано: "Покойный Великий Князь Константин Константинович посвятил свою жизнь отечественной науке и положил много труда и забот по высшему руководству делом военного образования юношества, давшего столь доблестный состав офицеров, геройские подвиги коих в настоящую войну навсегда запечатлеются в истории русской армии".

Этим монаршим Манифестом подведен итог жизненному пути великого князя и его заслугам перед Отчизной. От себя с надеждой добавим, что обновленная Россия не раз еще с благодарностью вспомнит Константина Романова. Через много лет молчания, социальных экспериментов, идеологических штампов трудами историков и архивистов наконец-то к нам возвращается светлая память об этом незаурядном человеке. Так давайте дорожить этой памятью. Стихи и пьесы К.Р., его мысли, рассеянные в дневниках и письмах, построенные при его содействии и непосредственном участии музеи, памятники, консерватории, театры, созданные им кадетские корпуса (ныне возрождается и эта традиция) – все это призывает нас любить свое Отечество, трудиться для его блага, защищать его, гордиться им. Публикация представленных в этом томе дневников – лишь первая ласточка по возвращению рукописного наследия великого князя Константина Константиновича Романова, но и она поможет получить более полное представление об истории нашей Родины. Теперь – по прочтении первоисточников – каждый читатель имеет возможность сделать собственные выводы.