Канн 2019: Джим Джармуш и токсичные лунные вибрации

Когда мертвые не умирают, а живые не живут

В новом фильме Джармуша, открывшем 72-й Каннский кинофестиваль, есть два вдохновляющих момента. Первый связан с появлением отшельника Боба, который положил на все с большим биноклем, и в этой роли Том Уэйтс, загримированный с тем же лохматым тщанием, что и его оборванец золотоискатель в недавней "Балладе Бастера Скраггса" Коэнов. Другой – призрачная Тильда Суинтон и ее путь самурая. Героиню Суинтон зовут Зельда, но знакомство с творчеством и биографией Фрэнсиса Скотта Фицджеральда на этот раз никого не спасет, хотя такое и случается в ироничных постмодернистских комедиях с теми, кто читал, слушал, смотрел и вообще культурный человек или вампир. Так бывало в "Пределах контроля" или в "Выживут только любовники", поскольку в их мире нет добродетели кроме культуры. Кстати Зельда гримирует трупы городка Сентервиль в похоронном агентстве и собирает данные о его пока еще живых гражданах с фантастической целью.

Главные герои работают в полиции: престарелый шериф Билл Мюррей, его молодой напарник Адам Драйвер и Хлое Севиньи – местная Люси Моран из приемной, если вспомнить странные происшествия в Твин Пикс.

Основной конфликт разделяет вовсе не живых и мертвых, а старое и новое. Старики привыкли рассчитывать на собственные силы даже в зомби-апокалипсисе. Молодежь полагает, что добром это не кончится, и прах к праху, пепел к пеплу.

– Откуда такая увереннность? - негодует Мюррей. – Джим дал мне сценарий, – сознается Драйвер. – Весь?! А мне только мои сцены, вот засранец, и это после всего, что я для него сделал…

После всего, что для нас сделал Джим Джармуш, глупо и неблагодарно писать про несмешные синефильские шутки вокруг зомби-фильмов и их легенд, режиссеров Джорджа Ромеро и Сэмюэля Фуллера, из чьей могилы вылезает первый зомби в исполнении Игги Попа. Шутка про музыкальную тему фильма – кантри Стерджила Симпсона – повторяется с каждым звучанием ее первой ноты. Преданные поклонники Джармуша и так знают, что его лучшие шутки – те, которые вообще не выглядят шутками.

"Мертвые не умирают" тоже с определенного момента перестают выглядеть натужной шуткой, и тут выясняется, что все очень серьезно и очень-очень печально, не сказать уныло. Печальны поп-культура и ее поющие гитары, скорбны кофе, сигареты и прочие антидепрессанты. Печальнее дешевого шардоне может быть только бесплатный вай-фай. Происходящее на экране оказывается меланхолической социальной критикой всевозможных аспектов цивилизованной жизни, которая уже не выглядит ни жизнью, ни шуткой.

Зомби по старой кинематографической привычке еще пожирают теплую плоть, но это скорее побочный эффект легенд о зомби. Все мании и аддикции, превращавшие человека в зомби еще при жизни, выходят из могил. Физическая смерть – не главный водораздел, и Джармуш, жуя чертополох, перечисляет способы быть мертвецом при жизни.

Как остроумно замечено бородатым карликом в главном телефильме века о живых и мертвых, теперь, когда мы покончили с ними, нам придется иметь дело с нами.

Выпуская на сентервильские лужайки живых мертвецов, Джармуш остается один на один с привидениями со стаканом или смартфоном, завывающими: "шардонеее", "вай-фааай". Философия неглубокая, как одноименная могила. Но Джармуш никогда и не был философом. Как и его мертвец Блейк, он поэт. Патерсон из Патерсона. И таковым остается, невзирая на скудную рифму "жить-нежить", обескураживающую дидактику и полную капитуляцию, не сказать "декапитацию", перед сдвигом земной оси в человечьих душах и токсичными лунными вибрациями.