О новом романе Евгения Водолазкина

Евгений Водолазкин. Авиатор. АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2016 Евгений Водолазкин неосторожно, хотя, возможно, и сознательно дал в своем новом романе исчерпывающую его метафору: отмороженный. Именно так в конце концов и прочитывается "Авиатор" – не как продукт свежий, "парной", а словно бы для пущей сохранности замороженный и затем, в подходящий момент, оттаявший. В точности как главный его герой Иннокентий Платонов, который сперва в Соловецком лагере в ходе жестокого эксперимента был заморожен, а спустя 70 лет, в самом финале ельцинского правления, успешно разморожен. Ровесник века, Платонов попадает в 1999 год и начинает жить как бы заново, постепенно припоминая прошлое и вживаясь в настоящее. По заданию разморозившего его доктора Гейгера, он ведет днев

Из новых записей польского путешественника, осевшего на русском севере

Мариуш Вильк. Дом странствий. Перевод с польского И. Адельгейм. Издательство Ивана Лимбаха, 2015. Дом странствий заслуживает особого внимания, поскольку, в отличие от людей оседлых — из поколения в поколение живущих на одном месте (страна, государство, религия), — странник выбирает край обитания согласно капризу, руководствуясь не патриотизмом, верой, работой или гражданской лояльностью, но тем, что подсказывает ему genius loci (гений места - прим.ред.). Ведь всякий истинный странник умеет найти общий язык с гением места. Я бы даже сказал, что в этом и заключается сущность странствия — так расшифровывает  поляк Мариуш Вильк название шестой книги своего "Северного дневника". Польский странник, в прошлом – журналист, связаный с движением "

О том, что делать 29 октября, а также о том, что до сих пор не удалось назвать и половины замученных и расстрелянных в одной лишь Москве

Миллионы людей погибли от рук палачей в годы сталинских репрессий. В лагерях же побывал, буквально, каждый третий. А моей семьи это страшное колесо не коснулось. Вот так, проехало мимо. Погиб не то двоюродный, не то троюродный дедушка. Дедушкой он, правда, был очень условным - в 20 лет его и двух его товарищей, таких же желторотых, расстреляли по делу «Союза борьбы за дело революции». Расстреляли по-глупому, в 1952-м уже году. В детстве, помню, взрослые предпочитали об этом не говорить. Казалось, тема эта - какая-то не совсем приличная. Вот что ему не сиделось, в самом деле? Зачем полез? Еще и сестру потащил за собой, хорошо хоть только в лагерь... Получил, вроде как считалось, по заслугам. Вот что говорил о себе на следствии  двоюродный мой как бы дедушка Б

О тех, кто принимает решения, о правде Толстого, о Крыме Пушкина и о том, без чего рассыпается нация

Роман "Обитель": почти 800 страниц, 40 центральных персонажей и сотня эпизодических: православные и католические священники, поэты, философы, актёры, музыканты, спортсмены, шпионы, крестьяне, революционеры, чекисты, белогвардейцы, русские, украинцы, индусы, латыши, чеченцы, поляки, казаки, евреи. Каждому - своя биография, убеждения, вера, характер. Чтобы изучить и положить на бумагу мир Соловков, Захару Прилепину понадобилось три с половиной года труда. И вот пришло время это читать. Мало, кто понимает, и редко от кого можно услышать, что «дело государственной пропаганды - не пропагандировать прихоти и похоти, а доказывать, что всегда выигрывает тот, кто тоньше чувствует, сложнее рефлексирует». Об этом и о том, как создавалась книга, как история человеческой души скла

Свой роман о Соловках писатель начал по-французски

Захар Прилепин написал суперроман. Во всех смыслах этого слова. Его «Обитель», уверен, станет главным литературным событием этого года в России. Дело не только в объёме ― почти 800 страниц. Не только в широчайшем диапазоне: роман легко можно поименовать «энциклопедией соловецкой жизни». Не только в драматургии: любовная история на чудовищном фоне быта СЛОНа (Соловецкого лагеря особого назначения), пионера советского ГУЛАГа. Дело не в деталях, не в психологической достоверности происходящего, не в гармоничном смешении исторических персонажей с вымышленными, так что и разделить их невозможно. И даже не в том забавном факте, что роман начинается с диалога, который персонажи ведут на французском языке в суровом соловецком лесу, как бы пародируя беседу в